ПЕРВОЕ ПОСЛАНИЕ КУРБСКОМУ (1564)

 

Царево государево послание во все его Российское

царство об измене клятвопреступников — князя

Андрея Курбского с товарищами

 

Бог наш троица, всегда бывший и ныне сущий, отец и сын и святой дух, не имеющий ни начала, ни конца, которым мы живем и движемся, которым цари царствуют и властители пишут правду; богом нашим Иисусом Христом дана была единородного слова божия победоносная непобедимая хоругвь — крест честной первому во благочестии царю Константину всем православным царям и оберегателям православных. И после того как исполнилась воля провидения и божествен­ные слуги божьего слова, как орлы, облетели всю вселенную, искра благочестия дошла и до Российского царства. По божьему изволению начало самодержавия истинно православного Российского царства — от великого царя Владимира. просветившего всю Русскую землю святым крещением, и от ве­ликого царя Владимира Мономаха, который получил от гре­ков достойнейшую честь, и от храброго великого государя Александра Невского, одержавшего победу над безбожными немцами, и от достойного хвалы великого государя Димитрия, одержавшего за Доном великую победу над безбожными ага­рянами [татарами], вплоть до мстителя за несправедливости, деда нашего, великого князя Ивана, и до приобретателя искон­ных прародительских земель, блаженной памяти отца нашего великого государя Василия, и до нас, смиренных, скипетродержателей Российского царства. Мы же хвалим бога за премногую милость к нам, что не допустил он деснице нашей обагриться единоплеменной кровью, ибо мы не отняли ни у кого царства, но по божию изволению и по благослове­нию своих прародителей и родителей как родились на царстве, гак и были воспитаны и выросли, и божиим повелением воца­рились, и взяли все родительским благословением, а не похи­тили чужое. Да будет известно повеление этой истинно право­славной христианской самодержавной власти, владеющей мно­гими землями, и да примет наш христианский смиренный ответ бывший истинно православный христианин и наш боярин, советник и воевода, ныне же отступник честного и животворящего креста Господня и губитель христиан и служитель врагов христианства, отступивших от поклонения божественным иконам и пренебрегших всеми божественными священными повелениями, и разоривших святые храмы, осквернивших и низвергнувших священные сосуды и образа, как Исавр, Навозоименный [Копроним] и Армянин, вступивший с ними в союз, князь Андрей Михайлович Курбский, изменнически пожелавший быть Ярославским князем.

Зачем ты, о князь, отверг свою единородную душу, если ты мнишь себя благочестивым? Чем ты заменишь ее в день Страшного суда? Даже если ты приобретешь весь мир, смерть все равно похитит тебя, — зачем же ты по ложному совету своих преданных бесу друзей и прислужников, за тело предал душу, если даже ты и побоялся смерти? II всюду, как бесы во всем мире, так и ваши друзья и слуги, отрекшись от нас, нарушив крестное целование [присягу], подражая бесам раз­нообразными способами, всюду раскинули сети и по обычаю бесов следят за нами, наблюдая куда мы идем, что говорим и, воображая, что они бесплотны [невидимы], они составляют против нас оскорбления и укоризны, приносят их к вам и позорят нас на весь мир. Вы же за это злодеяние даете им многие награды нашей же землей и казной, ложно называя их слугами, и, наполнившись этими бесовскими слухами, словно змеиным ядом, вы, разъярившись на меня и душу свою погубив, принимаетесь разрушать церковь. Не думай, что это справедливо — разъярившись на человека, восстать на бога: одно дело — человек, даже носящий на себе царскую порфиру, а другое дело — бог. Думаешь, окаянный, что убе­режешься? Никак! Если ты пойдешь вместе с ними воевать, придется тебе и церкви разорять, и иконы попирать, и хри­стиан убивать; где руками не дерзнешь, там это сотворится из-за смертоносного яда твоей мысли. Представь же себе, как во время нашествия войска конские копыта будут попирать и давить нежные тела младенцев! Когда же зимой наступают, совершаются еще большие жестокости. И разве же твой зло­дейский поступок не похож на неистовство Ирода, совершив­шего убийство младенцев? Это ли благочестие — совершать такие злодейства? Если же ты скажешь, что мы тоже воюем с христианами — германцами и литовцами, то это — не то же самое. Даже если бы в этих странах были христиане — то ведь мы воюем по обычаям своих прародителей, как и прежде многократно случалось; но сейчас, как нам известно, в этих странах нет христиан, кроме мелких служителей церкви и тай­ных рабов господних. Кроме того, и война с Литвой соверши­лась из-за вашей же измены, недоброхотства и безрассудного нерадения.

Ты же ради тела погубил душу, презрел вечную славу ради мимотекущей, и на человека разъярившись, на бога вос­стал. Пойми, бедный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся душой и телом! Сбылись на тебе слова: «Кто думает, что он имеет, всего лишится». Это ли твое благочестие, что ты погубил себя не во имя бога, а из себялюбия? Могут и там понять твое злодейство те, кто поумнее: ты бежал не от смерти, а желая мимотекущей славы и богатства. Если же ты, по твоим словам, праведен и благочестив, зачем ты убоялся мученической смерти, которая не есть смерть, но приобретение? В конце концов все равно умрешь. Если же ты убоялся смертного приговора из-за лжи и клеветы твоих друзей, слуг сатаны, то это показывает только ваши всегдаш­ние изменнические умыслы! Зачем ты презрел апостола Павла, говорящего: «Всякая душа да повинуется властям; нет власти не от бога; тот, кто противится власти — противится божьему повелению»? Смотри и разумей: кто противится власти — про­тивится богу; а кто противится богу, тот называется отступ­ником, а это — наихудший грех. А ведь это сказано о всякой власти, даже о власти, приобретенной кровью и войной. Вспомни же сказанное выше, что мы ни у кого не похитили престола, — кто противится такой власти, тем более противится богу! Тот же апостол Павел, слова которого ты презрел, говорит в другом месте: «Рабы! Слушайтесь своих господ, работая на них не только на глазах, как человекоугодники, но, как слуги бога, повинуйтесь не только добрым, но и злым, не только за страх, но и за совесть». Вот воля Господня — пострадать, делая добро! Если же ты праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и приобрести мученический венец?

Но ради временной славы, себялюбия и сладостей мира сего ты попрал все свое душевное благочестие и христианскую веру; ты уподобился семени, попавшему на камень и выросшему, но из-за солнечного зноя, то есть из-за одного ложного слова, соблазнился и отпал и не сотво­рил плода; из-за ложных слов ты уподобился семени, упав­шему на дорогу, ибо дьявол исторг из твоего сердца посеян­ную там веру в бога и покорность нам и подчинил тебя своей воле. Во всех божественных писаниях сказано, что дети не должны противиться родителям, а рабы — господам ни в чем, кроме веры. А если ты, научившись лжи от отца своего дьявола, будешь утверждать, что бежал от меня ради веры, то — жив господь мой, жива душа моя — не только ты, но и твои единомышленники, бесовские слуги, этого греха во мне не найдете. Надеемся еще милостию бога-слова и его пречистой матери и молитвами всех святых дать ответ в этом не только тебе, но и тем, кто попрал святые иконы, отверг божественную тайну христианства и отступил от бога (ты же вступил с ними в дружескую связь), надеемся обличить их нечестивость и выступить на защиту благочестия, дабы вос­сияла благодать.

Как же ты не устыдился раба своего Васьки Шибанова? Он ведь и у порога смерти сохранил свое благочестие и, стоя перед царем и перед всем народом, не отрекся от присяги тебе, восхваляя тебя и стремясь за тебя умереть. Ты же не за­хотел сравняться с ним в благочестии: из-за одного какого-то гневного слова погубил не только свою душу, но и души своих предков — ибо по божьему изволению бог отдал их души под власть нашему деду, великому государю, и они, отдав свои души, служили нам до смерти и завещали своим детям и внукам нашего деда. А ты все это забыл, собачьей изменой нарушил присягу на кресте, присоединился к врагам хри­стианства и к тому же еще, не сознавая собственного злодей­ства, обращаешься к нам с нелепыми и тупоумными речами, словно в небо швыряя камни, не стыдясь благочестия своего раба и не желая поступить со своим господином так, как поступил он.

Писание твое принято и прочитано внимательно. Змеиный яд у тебя под языком и поэтому, хоть письмо твое и наполнено медом и сотами, но на вкус оно горше полыни; как сказал пророк: «уста их мягче елея, но в них — стрелы». Так ли обучен ты, христианин, служить христианскому государю? Так ли следует воздавать честь владыке, от бога данному, как делаешь ты, изрыгая бесовский яд? В начале твоего письма, которое ты написал не размыслив, содержится наватская ересь, ибо ты, подобно Навату, требуешь от чело­века такого покаяния, которого не позволяет челове­ческая природа. Ты прав, что мы были просвещены светом православия — как тогда, так и теперь мы веруем истинной верой в истинного и живого бога. Но когда ты пишешь, что [мы выступили] против и [прибавляешь]: «разумевай, имеющий прокаженную совесть», — тут ты впадаешь в наватскую ересь и не думаешь о евангельских словах: «Горе миру от соблазнов, ибо не надобно придти соблазнам, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит; лучше было бы ему, если бы привесили ему мельничный жернов на шею и по­топили его в глубине морской». В слепоте твоей злобы ты не способен видеть истину; и если уж ты считаешь себя достой­ным стоять у престола всевышнего, всегда служить с анге­лами и собственными руками заклать жертвенного агнца для спасения мира, то зачем же ты все это попрал и со своими дьявольскими советниками обрек нас своими лукавыми замыс­лами на многие страдания? Вы ведь еще с юности, подобно бесам, поколебали мое благочестие, и державу, полученную мною от бога и от моих прародителей, взяли под свою власть. А это ли совесть прокаженная — держать свое царство в руке и не давать господствовать своим рабам? Это ли противно разуму — не хотеть быть под властью своих рабов? И это ли православие пресветлое — быть под властью и повелением рабов?

Так обстоит дело с мирскими делами; в духовных же и цер­ковных делах, если я и совершил небольшой грех, то только из-за вашего же соблазна и измены; кроме того, и я — чело­век; нет ведь человека без греха, один бог безгрешен; это ты только считаешь себя человеком, равным ангелу. А о безбож­ных народах что и говорить! Там ведь у них цари своими цар­ствами не владеют, а как им укажут их подданные, так и управляют. А русские самодержцы изначала сами вла­деют своим государством, а не их бояре и вельможи! А ты этого в своей злобе не смог понять, считая благочестием, когда самодержавие находится под властью известного попа и под вашим злодейским повелением. А это по-твоему нечестие, когда мы сами обладаем властью, данной нам от бога, и не хотим быть под властью попа и под вашим злодейским пове­лением. Когда же божьей милостью, заступничеством пре­чистой богородицы, молитвами всех святых и родительским благословением я не дал вам, злодеям, погубить себя — это значит, по-твоему, что я выступил против православия? Сколько зла я тогда от вас претерпел! Но об этом напишу подробнее ниже.

Если же ты вспоминаешь о том, что мы не твердо соблю­дали церковные обряды и устраивали игры, то ведь это тоже было из-за вашего коварного поведения, ибо вы исторгли меня из спокойной духовной жизни и по-фарисейски взвалили на меня тяжелое бремя, а сами ни одним пальцем не помо­гали его нести, поэтому я и не соблюдал церковных обрядов частью из-за забот царского правления, вами подорванного, частью — чтобы избежать ваших коварных замыслов. Устраи­вал же я игры, снисходя к человеческим слабостям, ибо вы много народа увлекли вслед коварным замыслам, устраивал для того, чтобы они нас, своих государей, признали, а не вас, изменников, подобно тому как мать разрешает детям всяче­ские забавы, пока в младенческом возрасте, ибо когда они вырастут и превзойдут родителей умом, то откажутся от этих забав сами, или подобно тому как бог разрешил евреям при­носить жертвы — лишь бы богу приносили, а не бесам. А чем они у вас привыкли забавляться?

А не в этом ли заключается мое отступничество, что я не дал вам погубить себя? А ты зачем погубил свою душу и разум, нарушив крестное целование, — не из-за страха ли смерти? Советуешь нам то, чего сам не делаешь! По-наватски в по-фарисейски рассуждаешь: по-наватски потому, что тре­буешь от человека большего, чем позволяет человеческая при­рода, по-фарисейски же потому, что, сам не делая, требуешь этого от других. Но хуже всего ваши укоры и оскорбления, которые вы начали наносить мне уже давно и продолжаете до сих пор, ярясь как дикий зверь и учиняя измену, — в этом ли заключается ваша усердная и верная служба, что вы меня оскорбляли и укоряли? Дрожите, как одержимые, а сами, предвосхищая божий суд и заменяя его своим судом, устроенным вашими начальниками, попом и Алексеем, осуждаете меня, как собаки. И этим вы противитесь богу и всем святым, прославившимся постом и подвигами, ибо они нередко подавали руку впадавшим во грех и вновь подымавшимся (нет беды в том, чтобы подыматься!) и страждущим и подымали из пропасти греха [следует библейская цитата], которых ты отверг, бы! Так же, как эти святые страдали от бесов, так и я от вас пострадал.

Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала? Или, по-твоему, праведно поступили те твои дьявольские единомышленники, которые сбросили монашескую одежду и пошли воевать против христиан? Скажете, что это было насильственное пострижение? Но не так это, не так! Разве не говорил Иоанн Лествичник: «видел я насильственно обра­щенных в монахи, которые стали праведнее вольных»? Чего же вы им не подражаете, если вы благочестивы? Много было насильно постриженных я получше Тимохи — даже среди царей, а они не оскверняли монашества. Те же, которые «дерзали расстричься, это на пользу не пошло, — их ждала еще худшая гибель, телесная и душевная, как было с князем Рюриком Ростиславичем Смоленским, постриженным по при­казу своего зятя Романа Галичского. А посмотри, как была благочестива его княгиня — он захотел освободить ее от невольного пострижения, но она предпочла вечное царство преходящему и приняла схиму; он же, расстригшись, пролил много христианской крови, грабил святые церкви и монастыри, истязал игуменов, попов и монахов и в конце концов не удер­жал своего княжения и даже памяти о нем не осталось. Много было таких случаев и в Царьграде: одним были отрезаны носы, другие же, которые сбросили монашескую одежду и вновь заняли царский престол, были за это наказаны — на этом свете жесточайшей казнью, а на том бесконечными муками, ибо совершили это из гордости и честолюбия. Так было с государями, а с подданными еще хуже! Всякого, кто отречется от ангельского монашеского чина, ждет божий суд. Те же, которые были пострижены недавно по решению вели­кого собора и снова вернули себе прежнее достоинство, совер­шили еще больший грех, чем прежние преступники, не дерз­нувшие это сделать.

Это ли ваше благочестие, что вы совершаете такие дьяволь­ские нечестивые дела? Или ты думаешь, что ты — Авенир, сын Нира, храбрейший во Израиле, если позволяешь себе в своей надменности писать такие дьявольские послания? Но и тогда что произошло во Израиле? Когда убил его Иоав, сын Саруя, тогда не стало во Израиле сильных мужей. Ска­жешь, что вы с божьей помощью одержали славные победы над противниками? Но напрасно ты все время так надменно хвалишься! Вспомни опять о том, кто сотворил подобно тебе, — если любишь Ветхий Завет, с ним и сравним тебя: помогла ли военная храбрость Авениру, когда он бесчестно поступил со своим господином, соблазнил Ресфу, жену Саула, и, уличенный в этом сыном Саула Мемфивосфеем, разгневался, изменил Саулу и затем погиб? Ты подобен ему своими дья­вольскими поступками и надменным стремлением к почестям и богатству. Как Авенир посягнул на супругу своего госпо­дина, так и ты посягаешь на богом данные ему города и деревни, совершая столь же дьявольский и бесчестный по­ступок. Или ты напомнишь мне плач Давидов? Но хотя этот царь был праведен и не хотел совершать убийства, нечести­вые погибли своей смертью. Видишь, что бранная храбрость не помогает тому, кто не чтит своего господина. Приведу тебе еще пример Ахитофела: он подобно тебе составлял коварный заговор, подговаривая Авессалома против отца, и как же он был наказан за это! Весь его замысел рассыпался в прах благо­даря одному старцу; весь Израиль был побежден небольшим числом людей; он же окончил свою жизнь, удавившись. Так было раньше, так бывает и теперь: божья благодать обнару­живается в немощах, и ваше дьявольское восстание на церковь рассыпает сам Христос. Вспомни также древнего отступника Иеровоама, сына Навата, как он отделился от Израиля с девятью племенами, создал царство в Самарии, отрекся от бога живого и стал поклоняться тельцу, и как царство в Самарии пришло в смятение; царская власть там не удержалась и вскоре оно погибло; Иудейское же царство было хоть и мало, но грозно и существовало, пока этого желал бог [следуют цитаты из Библии и из византийского писателя и церковного деятеля Иоанна Златоуста о могуществе божьем и бессилии его врагов].

Как же ты не смог понять, что властитель не должен ни зверствовать, ни бессловесно смиряться? Апостол сказал: «к одним будьте милостивы, с рассмотрением, других же стра­хом спасайте, исторгая из огня». Видишь ли, что апостол повелевает спасать страхом? Даже во времена благочестивей­ших царей можно встретить много случаев жесточайших нака­заний. Неужели же ты, по своему безумному разуму, пола­гаешь, что царь всегда должен действовать одинаково, незави­симо от времени и обстоятельств? Неужели не следует казнить разбойников и воров? А ведь лукавые замыслы этих преступ­ников еще опаснее! Тогда все царства распадутся от беспорядка и междоусобных браней. Что же должен делать правитель, как не разбирать споры своих подданных?

Как же тебе не стыдно именовать мучениками злодеев, не разбирая, за что они пострадали? Апостол восклицал: «тот, кто незаконно, то есть не за веру, подвергнется мученичеству, не достоин мученического венца»; божественный Златоуст и великий Афанасий в своем исповедании говорили: воры, разбойники, злодеи и прелюбодеи предаются пыткам, но они не мученики, ибо они мучимы за свои грехи, а не во имя бога. Божественный же апостол Петр говорил: «лучше пострадать за добро, чем за зло». Разве ты не видишь, что никто не вос­хваляет мучения творивших зло? Вы же, уподобляясь дьяволь­ским поведением змее, изрыгая яд, не разбираете ни обстоя­тельств, ни покаяния, ни преступности человека, а хотите только с бесовской хитростью прикрыть свою коварную из­мену лживым названием.

Разве же это противно разуму — сообразоваться с обстоя­тельствами и временем? Вспомни величайшего из царей, Кон­стантина: как он, ради царства, убил собственного сына! А князь Федор Ростиславич, ваш предок, сколько крови про­лил в Смоленске во время пасхи! А ведь они причислены к святым. А как же Давид, избранный богом, когда его не при­няли в Иерусалиме, приказал убивать иевусеев [иерусалимцев] — хромых и слепых, ненавидящих душу Давидову? Или по твоему и те, не желавшие принять данного богом паря, — тоже мученики? Как же ты не задумался над тем, что такой благочестивый царь обрушил свой могучий гнев на немощных рабов? Но разве нынешние изменники не совершили такого же злодейства? Они еще хуже. Те только попытались помешать царю вступить в город, но не сумели этого сделать; эти же, нарушив клятву на кресте, отвергли уже принятого ими, данного им богом и родившегося на царстве царя и, сколько могли сделать зла, сделали—словом, делом и тайным умыслом; почему же эти менее достойны злейших казней, чем те? Ты скажешь: «те действовали явно, эти же тайно»; но потому-то ваше дьявольское злодейство еще преступнее: люди видят ваше доброхотство и службу, а в сердцах ваших злодейские замыслы и стремление к гибели и разорению; устами благословляете, а сердцем проклинаете. Немало и иных было царей, которые спасли свои царства от беспорядка и отражали злодейские замыслы и преступления подданных. И всегда царям следует быть осмотрительными: иногда крот­кими, иногда жестокими, добрым являть милосердие и кро­тость, злым — жестокость и расправы. Если же этого нет, то он — не царь, ибо царь заставляет трепетать не добро творя­щих, а зло. Хочешь не бояться власти? Делай добро; а если делаешь зло — бойся, ибо царь не напрасно меч носит — для устрашения злодеев и ободрения добродетельных. Если же ты добр и праведен, то почему, видя, как в царском совете разгорелся огонь, не погасил его, но еще сильнее разжег? Где тебе следовало разумным советом уничтожить злодейский замысел, там ты еще подбавил сорных трав. И сбылось на тебе пророческое слово: «вы, которые возжигаете огонь, ходите в пламень огня вашего, который вы сами разожгли». Как ты сходен с Иудой предателем! Так же, как он ради богатства разъярился и отдал на убиение общего повелителя, проживая среди его учеников, а веселясь с иудеями, так и ты, пребывая у нас, ел наш хлеб и соглашался служить нам, а в душе копил злобу на нас. Так-то ты выполнил присягу, скрепленную крест­ным целованием, — желать нам добра без всякой хитрости? Что же может быть подлее твоего коварного умысла? По сло­вам премудрого «нет головы, подлее змеиной», также и нет злобы подлее твоей злобы.

Почему же ты взялся быть учителем моей душе и телу? Кто тебя поставил судьей или властителем надо мной? Разве же ты дашь ответ за мою душу в день Страшного суда? Апостол Павел говорит: «Как веруют без проповедующего и как про­поведуют, если не будут на то посланы?». Так было в при­шествие Христово; ты же от кого послан? И кто тебя сделал архиереем и позволил принять на себя учительский сан? Апо­стол Иаков это отвергает [следуют библейские цитаты].

Неужели же ты видишь благочестивую красоту там, где царство находится в руках попа-невежи и злодеев-изменников, а царь им повинуется? А это, по-твоему, противно разуму и порождено прокаженной совестью, когда невежда вынужден молчать, злодеи отражены и царствует богом поставленный царь? Нигде ты не найдешь, чтобы не разорилось царство, руко­водимое попом. Тебе чего захотелось — того, что случилось с греками, погубившими царство и предавшимися туркам? Так пусть эта погибель падет на твою голову! [следуют библейские цитаты].

Неужели же это свет — когда поп и лукавые рабы правят, царь же только по имени и по чести — царь, а властью нисколько не лучше раба? И неужели это тьма — когда царь управляет и владеет царством, а рабы выполняют приказания? Зачем же и самодержцем называется, если сам не управляет? Апостол Павел писал галатам: «Наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба; он подчинен управителям и на­ставникам до срока, отцом назначенного». Мы же, слава богу, дошли до возраста, отцом назначенного, и нам не подобает слушаться управителей и наставников.

Скажешь, что я, поворачивая туда и сюда, пишу все одно и то же? Но в этом виноваты прежде всего ваши злодейские замыслы, потому что вы с попом решили, что я должен быть государем только на словах, а вы — на деле; потому все так и случилось, что вы до сих пор не перестаете затевать злодей­ские замыслы против меня. Вспомни, когда бог избавил евреев от рабства, разве он поставил над ними священника или мно­гих управителей? Нет, он поставил над ними единого царя — Моисея, священствовать же приказал не ему, а брату его Аарону, но Аарону зато запретил заниматься мирскими делами; когда же Аарон занялся мирскими делами, то отвел людей от бога. Видишь сам, что не подобает священникам творить царские дела! Также когда Дафан и Авирон захотели захватить власть — вспомни, как они были наказаны за это гибелью и к какой гибели привели многих сынов Израиля? Того же и вы, бояре, достойны! После этого судьей над Израилем был поставлен Иисус Навин, а священником Элеазар, и с тех пор, до времен жреца Ильи, господствовали судьи: Иуда, Варак, Еффа, Гедеон и многие другие. И как мудро они боролись с врагами и спасали Израиль! Когда же жрец Илья взял на себя и свя­щенство и царскую власть, то, хотя он сам был праведен и добр, все соблазнились богатством и славой, сыновья его Офний и Финеес отступили от истины, и погиб он сам и его сыновья, весь Израиль был разбит, и киот с заповедями господними подвергался пленению вплоть до времени царя Давида. Не видишь разве, что власть священника и управителя с цар­ской властью не совместима? Это из ветхозаветной истории, то же бывало и в Римском царстве и, после Христова пришест­вия, в греческом царстве, когда там осуществлялись злодейские замыслы, подобные вашим. Август-кесарь ведь обладал всей вселенной: Аламанией [Германией], Далмацией, всеми италий­скими землями, готами, сарматами, Афинами, Сирией, Киликией. Азией, Междуречьем, Каппадокийскими странами, городом Да­маском, божьим городом Иерусалимом, Александрией, Египтом, вплоть до Персидской державы, — все это было много лет под единой властью, вплоть до благочестивейшего царя Кон­стантина Флавия. Но после него его сыновья разделили власть: Константин в Царьграде, Констанций в Риме, Конста же в Далмации. С этого времени Греческая держава стала делиться и оскудевать. И снова, при царе Маркиане, в Италии многие князья, управлявшие отдельными обла­стями, восстали, подобно тому как делаете вы; в царствова­ние Льва Великого каждый из них захватил себе особую область, например, в Африке рига [король] Зинзирих [Гейзерих] и другие. И с тех пор прекратился всякий порядок в Гре­ческом царстве — только и делали, что боролись за власть, честь и богатство и гибли в междоусобной борьбе. Осо­бенно же стала ослабевать греческая вера и власть в царство­вание Анастасия Дикороса Драчанина, ибо в это время начали нападать персы и захватили Месопотамскую митрополию, а многие воины восставали, как, например, Виталик, и под­ступали с войском к стенам Константинополя. Очень осла­бела греческая власть и при Маврикии. Но даже когда при Фоке-мучителе персидский царь Хозрой захватил Фракию и Ираклию досталось сильно уменьшенное царство, духовные, ипаты [управители] и весь царский совет не перестали воевать между собою из-за власти и богатства и захватывать города, области и имения, а греческое царство из-за этого все более распадалось. В царствование Юстина [Юстиниана] Курносого греки снова потерпели поражение от варваров и было перебито множество воинов. В это время отделились болгарская держава и церковь, а духовные, советники и все управители не пере­ставали тем временем бороться из-за власти и не упускали случая приобрести новые имения и богатства в городах и обла­стях [следует библейская цитата о корыстолюбивых людях].

Так как же, по вашему дьявольскому мнению, можно угождать таким людям? [следует библейская цитата о челове­ческой порочности].

Потом, в царствование Апсимара, Филиппика и Феодосия-Бороды Адрамического персы захватили у греков Дамаск и Египетскую державу; затем, при Константине Навозоименном [Копрониме] от греческого царства отложились скифы, а при Льве Армянине, Михаиле Аморене и Феофиле отторгся Рим со всей Италией; после этого все они избрали себе в цари латинского князя Карла из земли внутренних фрягов [фран­ков], и во многих италийских странах поставили себе собствен­ных королей, князей, властителей и управителей. Также и в Нейстрии и в Испании, и в Далмации, и у французов, и в верхне-немецкой земле, и у поляков, и у литовцев, и у го­тов, и у валахов, и у молдаван, также и у сербов и болгар, когда они отделились от Греческого царства, установилась своя власть, а Греческое царство из-за этого еще больше рас­палось. В царствование же Михаила и Феодоры благочестивых персы захватили божий город Иерусалим, Палестинскую землю и Финикийские страны: столица пришла в еще больший упадок и испытывала частые потрясения от нашествий и войн, а тем временем духовенство и советники не оставляли своих зловредных привычек, и не только не беспокоились о таком разорении царства, но как бы сном считали эту гибель. Ведь вы также, подобно им, злодейски желаете себе славы, чести и богатства сверх меры, на гибель христианству! До того вре­мени греки брали со многих стран дань, но потом сами стали платить дань — не по божьей воле, а из-за беспорядка, подоб­ного тому, который вы затеваете. Таким образом, столичный город все это время пребывал в упадке, вплоть до царствования Алексея, прозванного Дукой Мурцуфлом, при котором столица была захвачена фрягами [западными народами] и попала в тяжелейший плен, и так погибла благочестивая и велико­лепная Греческая держава. Затем Михаил Палеолог из­гнал латинян из Царьграда и вновь создал царство, ничтожное по силе; оно просуществовало до царя Константина, про­званного Дрогасом [Драгазесом], а при нем явился за наши грехи безбожный Магмет, погасил Греческую державу и, подобно ветру или сильной буре, не оставил от нее ни следа.

Подумай, какая власть создавалась в тех странах, где цари слушались духовных и советников, и как погибли эти страны! Неужели и нам посоветуешь так поступать, чтобы тоже придти к гибели? Это ли благочестие — не подавлять злодеев, не управлять царством и отдать его на разграбление иноплеменникам? Этому, по-твоему, учат святители? Хорошо и поучительно! Одно дело — спасать свою душу, а другое дело — заботиться о телах и душах других людей; одно дело — отшельничество, одно дело — монашество, одно дело — священническая власть, а другое дело — царское правление. Отшельническая жизнь — жить подобно агнцу, который ничему не противится, или птице, которая не сеет, не жнет и не собирает в житницы; монахи же, хотя и отрек­лись от мира, но имеют уже заботы, правила и даже заповеди,— если они не будут всего этого соблюдать, то совместная жизнь расстроится; священническая власть требует многих запретов, наказаний за вину; у священников существуют высшие и низ­шие должности, им разрешаются украшения, слава и почести, а инокам это не подобает; царской же власти позволено дейст­вовать страхом и запрещением и обузданием, а против злей­ших и лукавых преступников — последним наказанием. Пойми же разницу между отшельничеством, монашеством, священничеством и царской властью. Прилично ли царю, например, если его бьют по щеке, подставлять другую? Это ли совершеннейшая заповедь; как же царь сможет управлять царством, если допустит над собой бесчестие? А священнику подобает так делать, — пойми же, поэтому, разницу между царской и священнической властью! Даже у отрекшихся от мира существуют многие тяжелые наказания, хоть и не смерт­ная казнь. Насколько же суровее должна наказывать зло­деев царская власть!

Не может осуществиться и ваше желание править теми городами и областями, где вы находитесь. Ты сам своими бесчестными очами видел, какое разорение было на Руси, когда в каждом городе были свои начальники и правители, и потому можешь понять, что это такое. Пророк говорил об этом: «Горе дому, которым управляет женщина, горе городу, которым управляют многие»! Как видишь, управление многих, даже если они сильны, храбры и разумны, но не имеют единой власти, будет подобно женскому безумию. Ибо также, как жен­щина не способна остановиться на едином решении — то решит одно, то другое, так и многие правители царства — один за­хочет одного, другой другого. Вот почему желания и замыслы многих людей подобны женскому безумию. Все это я указал тебе для того, чтобы ты понял, какое благо выйдет из того, что вы будете владеть городами и управлять царством вместо царей, — имеющему разум следует это понять. Вспомни: «не обращайте сердца к богатству и золоту, даже когда богат­ство умножается». Кто сказал эти слова? Не обладал ли он царской властью? Разве ему не подобало золото? Но он и не смотрел на золото, а ум его всегда был направлен к богу и военным делам. Ты же подобен Гиезию, продавшему божью благодать за золото и наказанному за это проказой; ибо ты тоже ради золота ополчился против христиан. Апостол Павел восклицал: «Берегитесь псов, берегитесь злых делателей; ибо многие, как я часто говорил вам, а теперь говорю с плачем, поступают, как враги Христовы; их бог — чрево, слава их — в сраме, они мыслят о земном». Как же не назвать тебя врагом креста Христова, если ты ради славы, желая насладиться бо­гатством и честью этого бренного мира, презирая вечное буду­щее, научившись измене от своих прародителей и заранее при­готовив злодейство в сердце своем, ты, «евший со мной хлеб, поднял на меня свою ногу», нарушил присягу и вооружился, чтобы воевать против христиан? Так пусть же поды­мется на тебя победоносное оружие господне — крест Хри­стов!

Как же ты называешь таких изменников доброжелателями? Так же как однажды в Израиле заговорщики, изменнически и тайно сговорившись с Авимелехом, сыном Гедеона от одной из жен, то есть от наложницы, перебили в один день 70 сыно­вей Гедеона, рожденных в беззаконии его женами, и посадили на престол Авимелеха, так и вы, задумав свою злую собачью из­мену, хотели истребить законных царей, достойных царства, и посадить на престол хоть и не сына наложницы, но дальнего род­ственника. Какие же вы доброжелатели и как же вы душу за меня полагаете, если, подобно Ироду, хотели погубить сосущего молоко младенца и меня, и посадить на царство чужого царя? Так-то вы душу за меня полагаете и добра мне желаете? Будь это ваши дети, дали бы вы им вместо яйца — скорпиона и вместо рыбы — камень? Если вы злы — то почему умеете творить добро своим детям, а если добры — то почему же вы не тво­рите того же добра нашим детям, что и своим? Но вы еще от прародителей научены совершать измену: как дед твой Михайло Карамыш вместе с князем Андреем Углицким затеял измену против нашего деда, великого государя Ивана, так и отец, князь Михаил, с великим князем Димитрием-внуком причинял вред и готовил смерть нашему отцу, блаженной памяти великому государю Василию, так же и деды твоей матери Василий и Иван Тучков говорили пакостные и укориз­ненные слова нашему деду, великому государю Ивану, так же и дед твой, Михайло Тучков, при кончине нашей матери, вели­кой царицы Елены, сказал про нее много надменных слов нашему дьяку Елизару Цыплятеву, и так как ты  — змеиное отродье, то и изрыгаешь яд. Этим я тебе достаточно объяснил, почему твоему дьявольскому разуму противен тот, кто знает у кого прокаженная совесть! В нашей же державе таких нет. А хоть отец твой, князь Михаил, много претерпел гонений и обид, но такой измены, как ты, он не совершил.

А когда ты писал: за что я перебил сильных во Израиле и данных богом воевод различным смертям предал и их святую и победоносную кровь в церквах божьих пролил, обагрил церковные пороги кровью мучеников и придумал неслыханные му­чения, казни и гонения для своих доброжелателей, полагающих за нас душу, облыгая православных и обвиняя их и изменах, чародействе и других неподобающих поступках, то ты писал и говорил ложь, как научил тебя отец твой дьявол, ибо сказал Христос: «Вы дети дьявола и хотите пополнить желания отца вашего, ибо он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, гово­рит свое, ибо он лжец и отец лжи». А сильных во Изpaилe мы не убивали и неизвестно, кто еще сильнейший во Израиле: потому что Российская земля держится божьим милосердном, милостью пречистой богородицы, молитвами всех святых, бла­гословением наших родителей и, наконец, нами, своими госу­дарями, а не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами. Мы не предавали своих воевод различным смертям, — с божьей помощью мы имеем у себя много воевод и кроме вас, изменников. Мы же вольны награждать своих холопов, вольны и казнить.

Крови же в церкви мы никакой не проливали. Не знаем, что это за победоносная и святая кровь, — в нынешнее время о такой у нас ничего не было слышно. А церковные пороги, и не только пороги, но и помост и преддверия, мы, как только избавились от вашей бесовской власти, принялись украшать всяким добром, насколько хватает у нас сил и у наших под­данных усердия, — это могут видеть и иноплеменники. Кровью же никакой мы церковных порогов не обагряли; муче­ников за веру у нас нет; когда же мы находим доброжелателей полагающих за нас душу искренно, а не лживо, не таких, которые языком говорят хорошее, а в сердце затевают дурное, на глазах одаряют и хвалят, а за глаза расточают и укоряют (подобно зеркалу, которое отражает того, кто на него смотрит, и забывает отвернувшегося), когда мы встречаем людей, свободных от этих недостатков, которые служат честно и не за­бывают (подобно зеркалу) порученной службы, то мы награ­ждаем их великим жалованьем; те же, которые, как я сказал, оказывают противодействие, приемлют казнь по своей вине. А как в других странах карают злодеев, сам увидишь: там не по-здешнему! Это вы утвердили дьявольский обычай любить изменников; а в других странах изменников не любят: казнят их и тем усиливаются.

Мук, гонений и различных казней мы ни для кого не приду­мывали, если же ты говоришь об изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят. А что мы якобы облыгаем право­славных [следует библейская цитата, уподобляющая Курбского глухому аспиду], то если уж я облыгаю [клевещу], от кого же тогда ждать истины? Что же, изменник, по твоему дьявольскому мнению, что бы они ни сделали, их и обличить нельзя? А облыгать мне их для чего? Из желания ли власти моих подданных, или их худого рубища, или чтобы пожирать их? Не смеха ли достойна твоя выдумка? Чтобы охотиться на зайцев, нужно множество псов, чтобы побеждать врагов — множество вои­нов; кто же, имея разум, будет зря казнить своих подданных!

Выше я обещал подробно рассказать, как жестоко я стра­дал из-за вас от юности до последнего времени. Это известно всем (ты был еще молод в те годы, но, однако, можешь знать это): когда по божьей воле, сменив порфиру на ангельскую [мо­нашескую] одежду, наш отец, великий государь Василий, оста­вил бренное земное царство и вступил на вечные времена в цар­ство небесное предстоять перед царем царей и господином госу­дарей, мне было три года, а покойному брату, святопочившему Георгию, один год; остались мы сиротами, а мать наша, благоче­стивая царица Елена, — столь же несчастной вдовой, и оказались словно среди пламени: со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы — литовцы, поляки, крымские татары, Надчитархан, нагаи, казанцы, а вы, изменники, тем временем начали причинять нам многие беды — князь Семен Бельский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной собаке, сбежали в Литву, и куда только они не бегали, взбесившись? И в Царьград и в Крым и к нагаям, и всюду подымали войну против православных. Но ничего из этого не вышло, — по божьему милосердию и молитвам наших родите­лей, все эти замыслы рассыпались в прах, как заговор Ахитофела. Потом изменники подняли на нас нашего дядю, князя. Андрея Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду (вот кого ты хвалишь и называешь доброжелате­лями, полагающими за нас душу!), а от нас в это время отло­жились и присоединились к князю Андрею многие бояре во главе с твоим родичем, князем Иваном Семеновичем, внуком князя Петра Львова-Романовича и многие другие. Но, с божьей помощью, этот заговор не осуществился. Не это ли то доброжелательство, за которое их хвалишь? Не тем ли они за нас душу полагают, что хотели нас погубить, а дядю нашего посадить на престол? Затем они изменническим образом стали уступать нашему врагу, великому князю литовскому, наши вотчины, города Радогощь, Стародуб, Гомель, — так ли доброжелательствуют? Если в своей земле некого подучить губить родную землю ради славы, то вступают в союз с ино­племенниками — лишь бы навсегда погубить землю!

Когда же божьей судьбой родительница наша, благоче­стивая царица Елена, переселилась из земного царства в небес­ное, остались мы с покойным братом Георгием круглыми сиро­тами — никто нам не помогал; осталась нам надежда только на бога, пречистую богородицу, на всех святых и на родитель­ское благословение. Было мне в это время восемь лет; под­данные наши достигли осуществления своих желаний — полу­чили царство без правителя, об нас, государях своих, забо­титься не стали, бросились добывать богатство и славу и на­пали при этом друг на друга. И чего только они не наделали! Сколько бояр и воевод, доброжелателей нашего отца, перебили! Дворы, села и имения наших дядей взяли себе и водворились в них! Казну матери перенесли в Большую казну, и при этом неистово пихали ее ногами и кололи палками [концами трости], а остальное разделили между собой. А ведь делал это дед твой, Михайло Тучков. Тем временем князья Василий и Иван Шуйские самовольно заняли при мне первые места и стали вместо царя, тех же, кто больше всех изменяли нашему отцу и матери, выпустили из заточения и привлекли на свою сторону. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея Ивановича, и его сторонники, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, на этом дворе захватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при нашем отце и при нас, и, опозо­рив его, убили; князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места; подняли руку и на церковь: свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в зато­чение, и так осуществили свои желания и сами стали царство­вать. Нас же с покойным братом Георгием начали воспитывать, как иностранцев или как нищих. Какой только нужды ни натерпелись мы в одежде н в пище! Ни в чем нам воли не было; ни в чем не поступали с нами, как следует поступать с детьми. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель вашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не смотрит — ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные тяжелые страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Всё расхитили коварным образом, — говорили, будто детям бояр­ским на жалованье, а взяли себе, а их жаловали не за дело, назначали не по достоинству; бесчисленную казну нашего деда и отца забрали себе и наковали себе из нее золотых и серебря­ных сосудов и надписали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние; но известно всем людям, что при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая [полушерстяная] зеленая на куницах, да еще на ветхих, — так если бы это было их наследственное имущество, то чем сосуды ковать, лучше бы шубу переменить, а сосуды ковать, когда есть лишние деньги. Что касается казны наших дядей, то ее всю захватили. Потом напали на города и села, мучили различными способами жителей, без милости грабили их имения. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям? Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распо­ряжаются, а сами устраивали неправды и беспорядки, от всех брали безмерную мзду и за мзду все только и делали.

Так они жили долгое время, но когда я стал подрастать, я не захотел быть под властью своих рабов; князя Ивана Васильевича Шуйского отправил служить вдали от себя, а при себе велел быть своему боярину князю Ивану Федоровичу Бельскому. Но князь Иван Шуйский, собрав многих людей и приведя их к присяге, пришел с войсками к Москве, и его советники, Кубенские и другие, еще до его приезда захватили боярина нашего, князя Ивана Федоровича Бельского, и иных бояр и дворян и, сослав на Белоозеро, убили; а митрополита Иоасафа с великим бесчестием прогнали с митрополии. Потом князь Андрей Шуйский со своими единомышленниками явились к нам в столовую палату, неистовствуя, захватили на наших глазах нашего боярина Федора Семеновича Воронцова, обес­честили его, вытащили из палаты и хотели его убить. Тогда мы послали митрополита Макария и своих бояр Ивана и Василия Григорьевичей Морозовых передать им, чтобы они его не убивали, и они, с неохотой послушавшись наших слов, сослали его в Кострому; при этом они оскорбляли митрополита, теснили его и разорвали на нем мантию с источниками [цветными поло­сами], и толкали в спину наших бояр. Не это ли их доброжелательство, что они, вопреки нашему повелению, захва­тили угодных нам бояр и перебили их, предав мукам? Так ли они душу за государей своих полагают, что ходят на государей войной, сонмищем захватывают людей, и государю приходится сноситься с холопами и упрашивать своих холо­пов? Хороша ли такая верная служба? Поистине вся вселен­ная будет смеяться над такой верностью! Что и говорить о при­теснениях, совершенных ими в то время? Со времени кончины нашей матери и до того времени шесть с половиной лет не пере­ставали они творить зло!

Когда же мы достигли пятнадцати лет, то взялись сами управлять своим царством, и, слава богу, управление наше началось благополучно. Но так как человеческие грехи всегда раздражают бога, то случился за наши грехи по божьему гневу в Москве пожар, и наши изменники-бояре, те, которых ты называешь мучениками (я назову их имена, когда найду нужным), как бы улучив благоприятное время для своей из­мены, убедили скудоумных людей, что будто наша бабка, княгиня Анна Глинская, со своими детьми и слугами вынимала человеческие сердца и колдовала и таким образом спалила Москву, и что будто мы знали об этом их замысле. И по науще­нию наших изменников народ, собравшись сонмищем иудей­ским, с криками захватил в церкви Дмитрия Солунского нашего боярина, князя Юрия Васильевича Глинского; оттуда его выволокли и бесчеловечно убили в Успенском соборе на­против митрополичьего места, залив церковный помост кровью, и, вытащив его тело через церковные двери, положили его на торжище, как осужденного преступника. Это убийство в святой церкви всем известно, а не то, о котором, ты, собака, лжешь! Мы жили тогда в своем селе Воробьеве, и те же измен­ники убедили народ убить и нас за то, что мы будто бы прятали у себя мать князя Юрия Глинского, княгиню Анну, и его брата, князя Михаила. Такие измышления, право, достойны смеха! Чего ради нам самим в своем царстве быть поджигате­лем? Из родительского имущества у нас сгорели такие вещи, каких во всей вселенной не найдешь. Кто же может быть так безумен и злобен, чтобы, гневаясь на своих рабов, спалить свое собственное имущество? Он бы тогда поджег их дома, а себя бы поберег! Во всем видна ваша собачья измена. Разве же можно кропить на такую высоту, как колокольня Ивана Великого? Это — явное безумие! В этом ли состоит достойная служба наших бояр и воевод, что они, собираясь без нашего ведома в такие собачьи сборища, убивают наших добрых бояр, да еще наших родственников? Этим ли душу за нас полагают, что всегда жаждут отправить нас на тот свет? Нам велят свято чтить закон, а сами нам в этом не следуют! Чего же ты, собака, хвастаешься военной храбростью и хвалишь за нее других собак и изменников? Господь наш Иисус Христос сказал: «если царство разделится, то оно не сможет устоять»; кто же может вести войну против врагов, если его царство раздирается междоусобиями? Как может цвести дерево, если у него высохли корни? Так и здесь: если в царстве нет благого устройства, откуда возьмется военная храбрость? Если предводитель недо­статочно укрепляет войско, то скорее он будет побежденным, чем победителем. Ты же, не думая об этом, одну храбрость хвалишь; а на чем храбрость основывается — это для тебя неважно; ты, оказывается, не только не укрепляешь храбрость, но сам ее подрываешь. И выходит, что ты — ничтожество;   дома ты — изменник, а в военных делах ничего не понимаешь, если хочешь утвердить храбрость на самовольстве и междо­усобных бранях.

Был в это время при нашем дворе собака Алексей, ваш начальник, еще в дни нашей юности неизвестно каким образом возвысившийся из батожников [низших служителей]; мы же, ви­дя измены вельмож, взяли его из навоза и сравняли его с вельмо­жами, надеясь на его верную службу. Каких почестей и богат­ства удостоили мы не только его, но и его род! Какой же вер­ной службой он отплатил нам за это? Дальше услышишь. Потом, для совета в духовных делах и спасения своей души, взял я попа Сильвестра, надеясь, что он, человек, стоящий у пре­стола Господня, побережет свою душу; он, коварный, начал сперва как будто творить благо, следуя священному писанию, и я, зная из писания, что следует без сомнения покоряться добрым наставникам, повиновался ему добровольно, но по неведеныо; он же, удостоившийся при жизни нести серафимскую службу, попрал свой священнический обет и право предстоять с ангелами у престола Господня, у которого всегда стре­мятся преклониться ангелы и где вечно приносится в жертву Тожественный агнец, соблазнился властью, подобно жрецу Илье, и начал, подобно мирским, окружать себя друзьями. Потом собрали мы всех архиепископов, епископов и весь свя­щенный собор русской митрополии и получили прощение от нашего отца и богомольца митрополита всея Руси Макария за то, что мы в юности возлагали опалы на вас, бояр, и за то, что вы, бояре, выступали против нас; после этого мы вас, бояр и всех прочих людей, пожаловали, обещали об этом больше не вспоминать и признали всех вас верными слу­гами.

Но вы не отказались от своих коварных привычек, снова вернулись к прежнему и начали служить нам не честно, по­просту, а с хитростью. Так же и поп Сильвестр сдружился с Алексеем, и начали они советоваться тайком от нас, считая нас неразумными: вместо духовных, стали заниматься мир­скими делами, мало-помалу стали подчинять вас, бояр, своей воле, отнимая от нас великолепие нашей власти, приучали вас прекословить нам и нас почти что равняли с вами, а вас — с мелкими детьми боярскими. Мало-помалу это зло распро­странилось, и он начал возвращать вам вотчины и села, кото­рые были отобраны от вас по уложению нашего деда, великого государя, и которым не надлежит быть у вас, бросал вотчины словно на ветер и, нарушив уложение нашего деда, привязал этим к себе многих людей. Потом Сильвестр ввел к нам в совет своего единомышленника, князя Димитрия Курлятева, делая вид, что он заботится о нашей душе и занимается духовными делами, а не хитростями; затем начали они со своим единомыш­ленником осуществлять свои злые замыслы, не оставив ни одного места, где бы у них не были назначены свои сторонники, и всегда добиваясь своего. Затем с этим своим единомышлен­ником они лишили нас древней прародительской власти и права распределять честь и места между вами, боярами, и передали это дело на ваше желание и усмотрение, как вам заблагорас­судится и будет угодно, окружили себя друзьями и делали все по своей воле, не спрашивая нас ни о чем, словно нас не существовало, — все делали по своей воле и воле своих советников. Если мы предлагали даже что-либо хорошее, — им это было неугодно, а их даже плохие и скверные советы считались хорошими!

Так было во внешних делах; во внутренних же, даже ма­лейших и незначительных делах, мне ни в чем не давали воли: как обуваться, как спать — все было по их желанию, я же был, как младенец. Неужели же это противно разуму, что взрослый человек не захотел быть младенцем? Потом вошло в обычай: если я попробую возразить хоть самому последнему из его советников, меня обвиняют в нечестии, как ты сейчас написал в своей облыжной [клеветнической] грамоте, а если последний из его советников говорит мне надменные слова, обращаясь ко мне не как к владыке и даже не как к брату, а как к низшему, — это хорошо; кто нас послушается, сделает по-нашему, — тому гонение и мука, кто раздражит нас или в чем-нибудь утеснит — тому богатство, слава и честь, а если не соглашусь — пагуба моей душе и разорение царству! И так мы пребывали в таком гонении и утеснении, и росло это гоне­ние не день ото дня, а час от часу; все, что было нам враждебно — усиливалось, все же, что было нам по нраву, уничтожалось. Вот какое тогда было православие! Кто сможет подробно перечислить все те притеснения, которым мы под­вергались в житейских делах, во время путешествий и во время отдыха, в хождении в церковь и во всяких других делах? Вот как это было: они притворялись, что делают это во имя бога, что творят такие утеснения не из коварства, а ради нашей пользы.

Когда же мы божьей волей с крестоносной хоругвью православного христианского воинства ради защиты право­славных христиан двинулись на безбожный народ Казанский, одержали победу над этим бусурманским [мусульманским] народом и со всем войском невредимые возвращались восвояси, какое добро оказали нам люди, которых ты называешь муче­никами? А вот какое: как пленника, посадив в судно, везли с малым числом людей сквозь безбожную и невернейшую землю! Если бы рука всевышнего не защитила меня, наверняка бы я жизни лишился. Вот каково доброжелательство тех людей, про которых ты говоришь, что они душу за нас полагают, — хотят выдать нас иноплеменникам!

По возвращении в царствующий град Москву бог оказал нам милосердие и дал нам наследника — сына Димитрия; когда же, немного времени спустя, я, как бывает с людьми, сильно занемог, то те, кого ты называешь доброжелателями, с попом Сильве­стром и вашим начальником Алексеем во главе, восстали, как пьяные, решили, что нас уже не существует и, не заботясь о на­шей душе и своих душах, забыв присягу нашему отцу и нам — не искать себе иного государя, кроме наших детей, — решили посадить на престол нашего отдаленного родственника князя Владимира, а младенца нашего, данного нам от бога, погубить, подобно Ироду. Говорит ведь древнее изречение, хоть и мир­ское, но справедливое: «царь царю не кланяется, но, когда один умирает, другой принимает власть». Вот каким доброже­лательством от них мы насладились еще при жизни, — что же должно было стать после нас! Когда же мы, слава богу, вы­здоровели, и замысел этот рассыпался в прах, поп Сильвестр и Алексей и после этого не перестали утеснять нас и давать злые советы, под разными предлогами изгоняли наших добро­желателей, во всем потакали князю Владимиру, преследовали ненавистью нашу царицу Анастасию и уподобляли ее всем нечестивым царицам, а про детей наших и вспомнить не желали.

В это время собака и изменник, князь Семен Ростовский, который был принят нами в думу не за свои достоинства, а по нашей милости, изменнически выдал наши замыслы литовским послам, пану Станиславу Довойно с товарищами, и говорил им оскорбительные слова про нас, нашу царицу и наших детей, мы же, расследовав это злодейство, наказали его, но милостиво. А поп Сильвестр после этого вместе с вами, злыми советниками своими, стал оказывать этой собаке всяческое покровительство и помогать ему всякими благами, и не только ему, но и всему его роду. Таким образом, после этого всем изменникам было хорошо, а мы терпели притеснения; ты также в этом участвовал: известно, что вы с Курлятевым-сыном хотели устраивать суд по делу Сицкого.

Когда же началась воина с германцами [ливонцами], о которой дальше будет написано подробнее, поп Сильвестр с вами, своими советниками, жестоко на нас за нее восстал: когда за свои грехи заболевал я, наша царица или наши дети,— все это, по их словам, случалось за наше непослушание им! Как не вспомнить немилостивый обратный путь из Можайска с больной царицей Анастасией? Из-за одного неподобающего слова! Молитв, путешествий к святым пустыням, приношений и обетов о душевном спасении и телесном выздоровлении и о благополучии нас самих, нашей царицы и детей — всего этого нас коварно лишили, о врачебном же искусстве против болезни и помянуть нельзя было.

Пребывая в такой жестокой скорби и не будучи в состоянии снести эту тягость, превышающую силы человеческие, мы, расследовав измены собаки Алексея Адашева и всех его совет­ников, наказали их за все это, но милостиво: смертной казнью не казнили, а разослали по разным местам. Поп же Сильвестр, увидя, что его советники впали в ничтожество, ушел по своей воле, но мы, благословив его, не отпустили, не потому, чтобы устыдились его, но потому, что за его коварную службу и по­несенные от него телесные и душевные страдания мы хотим судиться с ним не здесь, а в будущей жизни, перед агнцем божьим. Поэтому и сыну его я и до сих пор позволил пребы­вать во благоденствии, только являться к нам он не смеет. Кто же, кроме тебя, будет говорить такую нелепость, что сле­дует повиноваться попу? Видно, вы потому так говорите, что немощны слухом и не узнали как следует христианский монашеский устав, поэтому вы и требуете для взрослого чело­века учителя, словно молока вместо твердой пищи. Как я выше сказал, я не сделал Сильвестру никакого зла. Что же касается мирских людей, бывших под нашей властью, то мы наказали их по их изменам: сначала никого не казнили смертной казнью, но всем, кто не был с ними заодно, повелели с ними не общаться, в чем и была взята присяга; но те, кого ты называешь мучениками, и их сообщники презрели наш приказ и нару­шили присягу, и не только не отстали от этих изменников, но стали им помогать еще больше и всячески старались вер­нуть их на первое место, чтобы устраивать против нас еще более коварные заговоры, и так как тут обнаружилась неуто­лимая злоба и непокорство, то виновные получили наказание, достойное их вины. Не из-за того ли, что я не подчинился тогда вашей воле, ты и попрекаешь меня отступничеством? Вы, бессовестные, привыкли нарушать клятвы ради золота, — видно вы и нам то же советуете? Скажу поэтому: избавь, боже, нашу душу и все христианские души от этих иудиных замы­слов! Ибо, как Иуда ради золота предал Христа, так и вы, ради наслаждении мира сего, нарушив присягу, предали пра­вославное христианство и нас, своих государей.

В церквах же, как ты лжешь, казней у нас не было. Как я выше сказал, виновные понесли наказание по своим винам; все было так, как я рассказал, а не так, как ты лжешь, неподобаю­щим образом называя изменников и блудников — мучени­ками, кровь их — победоносной и святой, наших врагов — сильными мучениками, отступников — воеводами; выше я указал, каково их доброжелательство и как они за нас пола­гают души. Нечего тебе говорить, ибо мы никого не облыгали, а измена их известна всему миру: если хочешь, можешь найти свидетелей этих злодейств даже среди варваров [иноземцев], приходящих к нам по торговым и посольским делам. Так это было; ныне же даже те, кто были в согласии с вами, вкусили все блага свободы и благосостояния, им не вспоминают их прежних проступков, и они находятся в прежней чести и богат­стве.

Что же еще? Вы и на церковь восстаете и не перестаете умышлять против нас всяческие злодейства, вступаете против нас в союз с иноплеменниками и подстрекаете их к истребле­нию христиан; разъярившись на человека, вы, как я сказал выше, восстали на бога и на церковь; как сказал божественный Павел: «За что же гонят меня братья, если я и теперь пропо­ведую обрезание? Тогда соблазн креста упразднился бы. Пусть же содрогнутся возмущающие нас!». И так же, как им вместо креста было потребно обрезание, так вам вместо государской власти потребно самовольство; но теперь ведь нет притеснений: почему же не прекращаете гоне­ний?

Все это я излагаю тебе подробно, чтобы ты понял, почему твоему разуму противен тот, кто знает, у кого прокаженная совесть. Что же говорить о безбожниках, если во всей вселен­ной нет равных тебе по дьявольским замыслам! И всем ясно также, чего достойны те, которых ты, сочиняя небылицы, подобно Антенору и Энею, предателям Троянским, называешь сильными, воеводами и мучениками. Выше я показал, каковы их доброжелательство и душевная преданность; вся вселенная знает их ложь и измены.

Свет же во тьму я не превращаю и сладкое горьким не называю. Не это ли, по-твоему, свет и сладость, если рабы господствуют? И не это ли тьма и горечь, если господствует данный богом государь, как я пространно писал тебе выше? Ты ведь в своей облыжной грамоте писал, поворачивая раз­ными словами, все одно и то же, восхваляя такой порядок, когда рабы властвуют помимо господ. Я же стараюсь обратить людей к истине и свету, чтобы они познали единого истинного бога, в Троице славимого, и данного им богом государя и отка­зались от междоусобных бранен и преступной жизни, под­рывающих царства. Это ли горечь и тьма — отойти от зла и сотворить добро? Это ведь и есть сладость и свет! Там, где царю не повинуются подданные, никогда не прекращаются междоусобные брани. Что может быть зловреднее обычая хватать для самого себя! Сам не зная, где сладость и свет, где горечь и тьма, других поучает. Не это ли сладость и свет — отойти от добра и начать творить зло среди самовластия и междоусобных браней? Всякому ясно, что это — не свет, а тьма, и не сладость, а горечь.

О вине наших подданных и нашем гневе на них. До сих пор русские властители ни от кого не подвер­гались допросу, могли по своей воле жаловать и казнить своих подданных; до сих пор они ни с кем не судились, но если и подобает изъяснять их вины, то я сказал о них выше. Ты же называешь христианскими предстателями [за­ступниками] тленных [смертных] людей, как это делалось в отвратительных сочинениях эллинов — они ведь уподобляли богу Аполлона, Дия, Зевса и многих других скверных людей, как рассказывает Григорий, названный богословом [следует цитата из византийского церковного писателя Григория Бого­слова против эллинских языческих обрядов]. Им и ты уподо­бился по своим стремлениям, ибо тоже называешь тленных [смертных] предстателями, не страшась наказания за дерзость. Так же как эллины почитали богов в соответствии со своими страстями, так и ты восхваляешь изменников, будучи измен­ником сам, так же как они вместо бога чтили своп тайные страсти, так же и ты вместо правды восхваляешь вашу тайную измену. Мы же, христиане, верим в Иисуса Христа, прославляе­мого в троице [следуют цитаты из Библии]. Мы называем предстателями триединого бога, которого познали через Иисуса Христа, и заступницу христианскую, пречистую богородицу; имеем еще предстателей: небесные силы, архангелов и анге­лов, — например архангел Михаил был покровителем Моисея, Иисуса Навина и всего Израиля, он же был покровителем и для первого христианского царя Константина, незримо участвуя в его походах и побеждая его врагов, с тех пор и по­ныне он помогает всем благочестивым царям. Вот кто наши предстатели: Михаил, Гавриил и другие бесплотные силы; молятся же за нас перед богом пророки, апостолы, святители и мученики, добродетельные и святые и молчальники — муж­чины и женщины. Вот кто предстатели христиан! Смертных же людей, которых можно было бы назвать предстателями, мы  не знаем: это название не только не подобает нашим подданным, но неприлично и нам, царям, — хотя мы и носим порфиру, украшенную золотом и бисером, но все же мы тленны [смертны] и подвержены человеческим немощам. Ты же не стыдишься именовать изменников и смертных людей покро­вителями, хотя Христос говорил в святом Евангелии: «То, что для людей высоко, для бога — мерзость». Ты же приписываешь изменникам, смертным людям не только человеческое величие, но и божью славу! Подобно эллинам, ты в умоисступлении и неистовстве чтишь изменников, избирая их по своей страсти, как эллины чтили своих богов! Одни резали и всячески мучили себя в честь богов; другие, уподобляясь богам, продавались всяким страстям, как говорил божественный Григорий: они поклонялись скверне и жестокости; так и тебе подобает. И так же как они разделили участь своих прескверных богов, так и тебе следует разделить страдания твоих друзей-измен­ников и вместе с ними погибнуть. Так же как эллины называли скверных людей богами, так и ты неподобающим образом име­нуешь смертных людей мучениками, и поэтому следует и тебе устраивать в честь их праздники, плясать и гудеть, резать и мучить себя. Делай то же, что эллины: пострадай, как они, празднуя в честь своих мучеников!

А что ты писал, будто бы «эти предстатели покорили и подчинили прегордые царства, под властью которых были ваши предки», — это справедливо, если речь идет об одном Казанском царстве, под Астраханью же вы не только не вое­вали, но и в мыслях не были. А насчет бранной храбрости снова могу тебя уличить во лжи. О, безумие! Что ты хва­лишься, надменный! Предки ваши, отцы и дяди были так храбры и мудры, что вам и во сне не сравняться с ними, и шли в бой не так, как вы, — не по принуждению, а по собственной воле, и такие храбрые люди в течение тринадцати лет до нашего возмужания не могли защитить христиан от варваров! Скажу словами апостола Павла: «подобно вам, буду хвалиться; вы меня к этому принуждаете, ибо вы, безумные, терпите власть, когда вас объедают, когда бьют вас в лицо, когда превозносятся; я говорю это с досадой». Всем ведь известно, как жестоко пострадали православные от варваров — и от Крыма, и от Казани: почти половина земли пустовала. А когда мы, с божьей помощью, начали войну с варварами, когда в первый раз послали на Казанскую землю своего вое­воду, князя Семена Ивановича Микулинского с товарищами, вы все говорили, что мы посылаем их в наказание, в виде опалы, а не для дела. Какая же это храбрость, если вы считаете службу за опалу? Так ли следует покорять прегордые царства? Бывали ли такие походы на Казанскую землю, когда бы вы ходили по желанию, а не по принуждению? Когда же бог оказал нам свое милосердие и покорил христианству этот варварский народ, то и тогда вы настолько не хотели воевать с нами против варваров, что из-за вашего нежелания к нам не явилось более пятнадцати тысяч человек! Тем ли вы разрушаете прегордые царства, что внушаете народу безумные мысли и, подобно Янушу [Заполе] Венгерскому, отговариваете от битвы? Ведь и тогда, когда мы были там, вы все время давали вредные советы, а когда запасы утонули, предлагали вернуться, пробыв только три дня! И никогда вы не соглаша­лись потратить лишнее время, чтобы дождаться благоприятных обстоятельств; думая о своих головах, а не о победе, вы стре­мились только к одному: поскорее победить или быть побежден­ным и вернуться восвояси. Ради скорейшего возвращения вы не взяли с собой самых лучших воинов, из-за чего потом было пролито много христианской крови. А разве при взятии города вы не собирались, напрасно губя православное воинство, начать битву в неподходящее время, и сделали бы это, если бы я вас не удержал? Когда же город по божьему милосердию был взят, вы, вместо устроения, занялись грабежом! Это ли покорение царств, которым ты так надменно хвалишься? Ни единой похвалы оно, по правде говоря, не стоит, ибо все это вы совершили не по желанию, а как рабы — по принужде­нию и даже с ропотом. Лишь те воины достойны похвалы, которые воюют по собственному побуждению, с охотой. А под­чинили вы эти царства так, что там еще семь лет не утихала бранная лютость! Когда же кончилась ваша с Алексеем собачья власть, тогда это государство само нам подчинилось и теперь оттуда ходят на помощь православию больше три­надцати тысяч воинов. Так-то вы покорили и подчинили нам прегордые царства! И так заботимся о христианстве мы, кого ты злобно обвиняешь в выступлении против разума!

Это о Казани, а на Крымской земле и на пустых землях, где бродили звери, теперь устроены города и села. А что стоит ваша победа на Днепре и на Дону? Сколько урона и пагубы вы наделали христианам, а врагам — никакого вреда! Об Иване же Шереметьеве что и говорить? Из-за вашего злого совета, а не по нашей воле, совершилась эта пагуба христиан­ству. Такова ваша верность и добрая служба и так вы поко­ряете и подчиняете нам прегордые царства, как я уже выше указывал.

Германские [ливонские] города, по-твоему, достались нам благодаря старанию наших изменников. Как же ты научился от отца своего, дьявола, говорить и писать ложь! Вспомни, как, когда началась война с германцами [ливонцами], мы послали своего слугу царя Шигалея и своего боярина Ми­хаила Васильевича Глинского с товарищами воевать против германцев, сколько мы услышали укоризненных слов от попа Сильвестра, от Алексея и от вас — не стоит подробно и рас­сказывать! Что бы плохое ни случилось с нами — все это про­исходило из-за германцев! Когда же мы послали тебя и нашего боярина и воеводу Петра Ивановича Шуйского на год против германских городов (ты был тогда в нашей вотчине, Пскове, ради собственных нужд, а не по нашему поручению), мне пришлось более семи раз посылать к вам, пока вы, наконец, пошли с небольшим числом людей и лишь после многих наших запоминании взяли свыше пятнадцати городов. Это ли ваше старание, если вы берете города после наших писем и напоми­наний, а не по собственному стремлению? Как не вспомнить вечные возражения попа Сильвестра, Алексея и всех вас против похода на германские города, и как, из-за коварного предложения короля Датского, вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы? Сколько христианского народу они пере­били, напав на нас в начале зимы! Не это ли старания наших из­менников? Вот старания наших изменников и ваше добро — гу­бить христианский народ! Потом мы послали вас с вашим на­чальником Алексеем и с очень большим числом людей; вы же едва взяли один Вильян [Вильянди, Феллин] и при этом еще по­губили много народа. Испугались литовских войск, словно ма­лые дети! А под Пайду [Пайде, Вайссенштейн] вы пошли нехотя, по нашему приказу, измучили войска и ничего не добились! Это ли ваши старания, так-то вы старались завладеть герман­скими городами? Если бы не ваше дьявольское противодейст­вие, то, с божьей помощью, в том же году вся Германия была бы под православной верой. Тогда же вы подняли против право­славия литовский народ и готский [шведский]. Это ли ваши старания и так-то вы стремитесь укреплять православие?

Поголовно мы вас не истребляем, но изменникам всюду бывает казнь: в той стране, куда ты поехал, ты узнаешь об этом подробнее. А за ту вашу службу, о которой говорилось выше, вы достойны больших казней и опалы; мы еще милостиво вас наказали, — если бы мы наказали тебя так, как следовало, то тебе бы не удалось уехать от нас к нашему врагу: если бы мы тебе не доверяли, то ты не был бы отправлен в этот наш город, и убежать бы не смог. Но мы, доверяя тебе, отправили в эту нашу вотчину, и ты изменил нам, как собака.

Бессмертным себя я не считаю, ибо смерть — общая обя­занность всех людей за адамов грех; хоть я и ношу порфиру, но знаю, что по природе я так же немощен, как и все люди. А то, что вы мудрствуете и хотите, чтобы я был выше законов природы, это — совершенная ересь. Я уже сказал, что благо­дарю моего господа, что сумел, сколько было сил, укрепить свое благочестие. Это же достойно смеха, человек, выходит, подобен скоту; если так считать, то у человека пар вместо души: это ведь саддукейская ересь! Вот до какой нелепости ты дошел в своем безумном письме! Я же верю в Страшный суд, когда все души и тела всех людей, царей и нищих, будут собраны, судимы за свои дела и разделены на две части, по их делам. А когда ты писал, что я не хочу предстать перед этим неподкупным судом, то, приписывая ересь другому, сам обна­руживал дьявольскую манихейскую ересь! Так же как они гнусно сочиняют, что небом обладает Христос, землей — самовластный человек, а преисподней — дьявол, так и ты проповедуешь будущее судилище, а божьи кары за человеческие грехи на этом свете презираешь. Я же знаю и верю, что те, кто живут злой жизнью и преступают божьи заповеди, не только там получают кару, но и здесь испивают чашу ярости господней за свои злодейства и испытывают многообразные наказания, а, придя на тот свет, в ожидании праведного господ­него суда, претерпевают горчайшее осуждение, а после осужде­нии — бесконечные муки. Так я верю в Страшный суд Господен. Вопреки манихеям, вопреки твоим гнусным выдумкам, будто я не хочу дать ответ в своих грехах, я знаю, что Христос владеет и распоряжается всем на небе, земле и в преисподней и карает мучениями непокорных. Верю, что мне, как рабу, предстоит суд не только за своп грехи, вольные я невольные, но и за грехи моих подданных, совершенные из-за моей неосмо­трительности: не достойна ли смеха твоя выдумка, что возможно не повиноваться царю царей, если даже человеческая власть может привлекать к суду силой? Если даже кто-нибудь будет настолько безумен, что не захочет повиноваться богу, то где же он укроется от его гнева? [следуют библейские цитаты о вездесущем боге]. Так я верую в неподкупный Господен суд. Кто, живой или мертвый, может ускользнуть от божьей десницы? Все обнажено и все открыто перед ним.

Я знаю, что истинный бог наш Христос — противник гордых гонителей [следует библейская цитата]. Рассудим же, кто из нас горд: я ли, требующий повиновения только от рабов, данных мне от бога, или вы, отвергающие мое владычество, установленное богом, и свое рабское состояние, требующие, чтобы я исполнял вашу волю, как божью, и присваивающие себе учительский сан? [следует цитата из византийской церков­ной литературы, запрещающая «учить старцев, не имея бороды»]. Где гордость: когда господин учит раба или когда раб приказывает господину? Даже невежда может это понять. Как же ты, собака, и о том не подумал, что когда три патри­арха с множеством святителей написали длинный список нече­стивому царю Феофилу, они все-таки не написали ему таких хулений, как ты; а ведь царь Феофил был нечестив; а благо­честивым царям надо писать как можно смиреннее, если хочешь получить милость от бога. Я же верю в бога и таких грехов, как Феофил, ни одним движением сердечным не совершил, и если они, имея власть, не хулили нечестивого, то кто ты такой, чтобы, присваивая учительский сан, так неистово меня хулить? Вы хотите утвердить божий закон насилием и таким дьявольским произволом нарушаете апостольские заветы [сле­дует библейская цитата].

Вы обвиняете других в гонениях: а вы с попом и Але­ксеем не совершали гонений? Разве не вы приказали народу города Коломны побить каменьями нашего советника епископа коломенского Феодосия? Но бог сохранил его, и тогда вы согнали его с престола. А что сказать о нашем казначее Никите Афанасьевиче? Зачем вы разграбили его имущество, а самого его много лет держали в заточении в отдаленных землях, в голоде и нищете? Кто может полностью перечислить ваши гонения на церковных и мирских людей — так много их было! Все, кто были хоть немного покорны нам, подвергались от вас гонению. Это ли ваша праведность, что вы, подобно бесам, сшиваете и расставляете сети и коварно улавливаете в них жертвы? Ваши беззакония становятся еще хуже оттого, что вы ведете себя подобно фарисеям: как они снаружи представ­лялись праведными, внутри же были полны лицемерия и греха; так и вы перед людьми делаете вид, что наказываете ради исправления, а внутри себя даете волю неправедному гневу, — все знают о ваших гонениях. На Страшном же суде будут не только разбирать наши дела «до власти», но и в душу заглянут [следует цитата из Библии], но только не ты будешь судьей. В деяниях святых старцев рассказывается об Иване Колове, который осудил своего брата, жившего в большом монастыре и предававшегося пьянству, блуду и прочим грехам и скончавшегося среди этих грехов. Иван же вздохнул о нем и внезапно явилось ему видение: увидел он себя стоящим перед большим городом и увидел господа нашего Иисуса Христа на престоле и вокруг него множество ангелов. И принесли ангелы душу этих покойников к Ивану и попросили его суда, куда он велит отправить эти души, он же не дал ответа. Когда же Иван приблизился к райским вратам, то Иисус не пустил его, и услышал он издали голос Иисуса: «Не это ли антихрист, присваивающий себе мой суд?». И после этих слов он был изгнан, и ворота закрылись, и он был лишен своей священнической мантии — покрова божьего. Когда же он пришел в себя, то мантии не оказалось, а это — важный при­знак. После этого он пятнадцать лет страдал в пустыне, не видя не только человека, но и зверя и, наконец, снова удостоился видения, получив прощение и мантию. Смотри же, бедняга, — он даже не осудил ближнего, а только вздохнул, а как страшно пострадал, хотя и был праведником! Насколько же сильнее пострадают те, которые сами совершают нечестивые дела, и все-таки присваивают себе божий суд и, гордясь, стращают и угрожают, а не милостиво упрекают, И если он так постра­дал за упреки, насколько же сильнее пострадает осуждающий!

Ты хочешь, чтобы Христос, бог наш, был судьей между мной и тобой, — я не отказываюсь от такого суда. Ведь он, господь наш, наилучший судья для праведных, он знает, что внутри человека и в его сердце, и все, что кто-нибудь подумает в мгновение ока, для пего открыто и известно — ничего не укроется от огня очей его, знающего сокровенные тайны; он знает, за что вы восстали на меня, за что ненавидите меня, за что пострадали, и за какое безумие я, в конце концов, воз­дал вам милостивое наказание. Наоборот — вы виновники всего, ибо вы, говоря словами пророка, считали меня за червя, а не за человека, толковали обо мне, сидя у порот, и пели обо мне, выпивая вино с другими изменниками, пусть же судит все ваши льстивые советы и замыслы истинный судья — Хри­стос, бог наш. Ты ведь хочешь поставить судьей Христа, а делам его не следуешь, ибо он говорил: пусть не зайдет солнце, пока вы будете гневаться, а ты даже на Страшный суд хочешь идти без прощения и отрекаешься от обидчиков.

Напрасных гонений и зла ты от меня не претерпевал, бед и напастей мы на тебя не навлекали, а если какое-нибудь небольшое наказание и было, то было оно за твое преступле­ние, ибо ты вступил в соглашение с нашими изменниками. Не возводили мы на тебя лжи и не приписывали тебе измены, которой ты не совершал; за твои же действительные проступки мы возлагали на тебя наказание, соответствующее вине. Если же ты не можешь пересказать всех наших опал из-за множества их, то может ли вся вселенная перечислить все измены и притеснения в государственных и частных делах, которые вы причинили мне по вашему дьявольскому умыслу? Ничего мы тебя не лишали, от божьей земли тебя не отлучали, но ты сам лишил себя всего, подобно скопцу Евтропию, — не церковь его предала, а сам он от нее отрекся, так и ты: не божья земля тебя изгнала, а сам ты от нее отторгся и принялся губить ее. Какое же я тебе сделал зло и какую обнаружил ненависть? Видели мы тебя с юности при нашем дворе и в совете, и еще до нынешней твоей измены ты всячески пытался нас погубить, но мы никогда не наказывали тебя за твои злые замыслы. Это ли наше зло и неумолимая ненависть, если, зная, что ты замышляешь против нас зло, мы держали тебя в таком приближении и чести, какой не удостаивались твои отцы: всем ведь известно, в какой чести и богатство жили твои родители, и какие пожалования, богатство и честь имел твой отец, князь Михайло. Все знают, каков ты по сравнению с ним, сколько было у твоего отца управителей по селам, и сколько у тебя. Отец твой, князь Михайло, был боярином Кубенского, ты же был наш боярин: мы удостоили тебя этой чести. Разве не достаточно было тебе чести, имения и наград? Нашими пожалованиями ты был лучше своего отца, а заслу­гами — хуже, ибо совершил измену. Но если так, чем же ты недоволен? Это ли твое добро и любовь к нам, если ты всегда тщательно расставлял против нас сети и препятствия и, по­добно Иуде, предназначал свою душу для гибели?

А что, по твоим безумным словам, твоя кровь, пролитая от рук иноплеменников ради нас, вопиет на нас к богу, то, раз она не нами пролита, это достойно смеха: кровь вопиет на того, кем она пролита, а ты выполнял свой долг перед оте­чеством; ведь если бы ты этого не сделал, то был бы не христианин, но варвар. Вот о нас можно так сказать: насколько сильнее вопиет к богу наша кровь, пролитая из-за вас; не кровавый поток из ран, но пот, пролитый мною при многих непосиль­ных трудах и ненужных отягчениях, совершенных по вашей вине! Также взамен крови я пролил немало и слез из-за вашей злобы и притеснений, немало издыхал и стенал и испытал из-за этого оскорблений, ибо вы не возлюбили меня и не поскорбели вместе со мной о нашей царице и детях. И это мое страдание вопиет на вас к богу еще более, чем другие ваши злодейства: ибо одно дело пролить кровь зa православие, а другое — желая чести и богатства. Такая жертва богу не угодна: он скорее простит удавившемуся, чем погибшему ради славы. Мои же обиды и то, что, хоть крови я не пролил, но зато испытал от вас оскорбления и противодействия, все, что было посеяно вашей строптивой злобой, но перестает жить и непрестанно вопиет на вас к богу! Совесть же свою ты вопро­шал не искренне, а лживо, и потому не нашел истины, думая только о военных подвигах, а о бесчестии, нанесенном нам, не пожелал вспомнить; поэтому ты и считаешь себя неповин­ным.

Какие же светлые победы ты совершал и когда ты со сла­вой одолевал наших врагов? Когда мы послали тебя в нашу отчину Казань привести к повиновению непослушных, ты, вместо виновников, привел к нам невинных, обвинив их в измене, а тем, против кого ты был послан, ты не причинил ника­кого вреда. Когда наш недруг, крымский царь, приходил к нашей вотчине Туле, мы послали вас против него, но царь устрашился и вернулся назад, и остался только его воевода Ак-Магомет-улан с немногими людьми; вы же поехали есть и пить к нашему воеводе Григорию Темкину, и только после пира отправились за ними, и они ушли от вас целы и невре­димы. Если вы и получили при этом многие раны, то никакой славной победы не одержали. А как же под городом Невелем: пятнадцатью тысячами человек вы не смогли победить четыре тысячи, и не только не победили, но сами от них едва возвра­тились, ничего не добившись? Это ли светлая и славная победа, достойная похвалы и чести? А если что было не в твоей власти, то это тебе в вину и не ставится!

А что ты мало видел свою родительницу, мало встречался с женой, покидал отечество и вечно находился в походе против врагов в дальних городах, терпел болезни и раны от варвар­ских рук и поныне страдаешь от многих ран, — то ведь все это происходило тогда, когда господствовали вы с попом и Алексеем. Если это вам не нравилось, зачем вы так посту­пали? Зачем, сделав это своей властью, возлагаете на нас вину? А если бы и мы это приказали, то тут нет ничего удивитель­ного, ибо вы обязаны были служить по нашему повелению. Если бы ты был воинственным мужем, ты бы не считал своих прежних бранных подвигов, а стремился бы к новым; потому ты и считаешь свои бранные подвиги, что ты оказался беглецом, не вынесшим бранных подвигов и захотевшим покоя. Разве же мы презрели твои небольшие ратные подвиги, если мы забывали заведомые твои измены и противодействия и ты был среди наших вернейших слуг по славе, чести и богатству? Если бы не было этих подвигов, то какого наказания ты заслужил бы за свое злодейство! Если бы не наше милосердие к тебе, если бы, как ты писал в своем дьявольском письме, ты подвергся гонению, тебе не удалось бы убежать к нашему недругу. Твои бранные дела нам хорошо известны. Не думай, что я слабоумен или неразумный младенец, как нагло утверждали ваши началь­ники, поп Сильвестр и Алексей. Не надейтесь запугать нас страшилищами, которыми пугают детей: если это не удалось вам прежде, не думайте, что сделаете это теперь. Как сказано и притчах: «Не покушайся на то, чего взять не можешь».

Ты пишешь, что ждешь воздаяния от бога, — поистине, время справедливо воздает за всякие дела — добрые и злые, но только следует каждому человеку рассудить: кто какого воздаяния заслуживает за свои дела? Пишешь, что мы не уви­дим твоего лица до дня Страшного суда, — видно ты дорого ценишь свое лицо. Но кому же нужно такое эфиопское лицо видеть? Встречал ли кто-нибудь честного человека, который бы имел серые глаза? Ведь даже твой вид обнаруживает твой коварный нрав!

А если ты не собираешься молчать и всегда будешь обра­щаться с молитвами против нас к пребезначальной троице и к пречистой богородице и ко всем святым, то, даже если бы ты и справедливо молился, вспомни-ка, окаянный, что сказано об этом в послании божественного [Дионисия] о епископе Поликарпе [следует рассказ Дионисия Ареопагита и сходный с ним другой рассказ о святом муже, молившемся против грешников, молитву которого не принял Христос; после обоих рассказов заключение: [И если такого праведного и святого мужа, справедливо молившегося о гибели грешников, не по­слушал ангельский владыка, то тебя, смердящего пса, злого изменника и грешника, молящегося о злом, наверное не по­слушает [следуют библейские цитаты].

О святом князе Федоре Ростиславиче — с охотой прини­маю его в судьи, хотя он вам и родственник, ибо святые видят, что было между вами и нами от начала и доныне, и поэтому рассудят справедливо. А как, вопреки вашим сует­ным злым немилосердным замыслам, святой Федор Ростиславич действием святого духа исцелил нашу царицу Анастасию, которую вы уподобляли Евдоксии? Ясно поэтому, что он не вам способствует, но нам, недостойным, оказывает свою милость. Так и теперь мы надеемся, что он будет помогать более нам чем вам, ибо «если бы вы были детьми Авраама, то творили бы дела Авраама, а бог может и из камней сделать детей Аврааму». Не все ведь, произошедшие от Авраама, считаются его потом­ством, но только те, кто живут в вере Авраама. По сует­ным же замыслам мы ничего не решаем и не делаем и на лжи­вое основание ногами своими но опираемся, но, поскольку у нас хватает сил, стремимся к твердым решениям и, опер­шись ногами на прочное основание, стоим на нем непоколе­бимо.

Никого мы из своей земли не изгоняли, а если кто отпал от православия, то по своей воле. Избитые же и заточенные, как я выше сказал, получили наказание по своей вине. А если вы называете себя невинными, то совершаете еще худший грех, ибо, сотворив зло, не хотите раскаяться и получить прощение. Грех ведь не тогда опасен, когда его совершают, а когда, совер­шив его, не приносят покаяния и выдают нарушение закола за законный поступок. Радоваться же победе над вами мне незачем; не радостно узнать об измене своих подданных и каз­нить их за эту измену. Скорее надлежит скорбеть, что у них мог возникнуть такой дьявольский замысел — сопротивляться своему владыке, данному богом. Возможно ли; чтобы эти убиенные за свою измену предстали перед господним пре­столом? Да и не может быть людям это ведомо. Вы же, из­менники, вопиете неправедно и не получите просимого, ибо, как было сказано выше, просите ради баловства.

Ничем я не горжусь и не хвастаюсь, и нечем мне гордиться, ибо я исполняю свой царский долг и никого не считаю выше себя. Скорее это вы гордитесь, ибо, будучи рабами, присваи­ваете себе святительский и царский can и учите, запрещая и повелевая. Никаких средств для мучения христиан мы не придумываем, а, напротив, сами готовы мучиться ради них от их врагов не только до крови, но и до смерти. Подданным своим воздаем добром за добро и наказываем злом за зло, и не потому, что нам хочется их наказывать, а по нужде — из-за их злодейских преступлений, ибо оказано в Евангелии: «когда состаришься, то прострешь руки свои и другой тебя перепояшет и поведет, даже если не хочешь». Видишь ли, что часто я не хочу, но приходится наказывать преступников за их преступления. Пишешь, что мы надругаемся над мона­шеством и потакаем ласкателям — не знаю каким, но остат­кам ли вашего дьявольского совета? Cpeди бояр наших нет несогласных с нами, кроме только ваших друзей и советников, которые и теперь, подобно бесам, не оставляют своих ковар­ных замыслов [следуют библейские цитаты]. Губителей нашей души и тела среди нас нет. Ты опять помышляешь помыкать мною, как младенцем, — вы ведь называете гонением, если я не хочу, подобно ребенку, быть в вашей воле. Вы же всегда хотите быть мне и властителями и учителями, как младенцу. Мы же уповаем на божью милость, ибо достигли возраста Христова, и помимо божьей милости, милости богородицы и всех святых не нуждаемся ни в каких наставлениях от людей, ибо невозможно, властвуя над множеством народа, добиваться наставлений от других. Насчет кроновых жрецов ты писал нелепости, лая, подобно псу, или изрыгая яд, подобно змее: ро­дители не станут причинять своим детям таких неприятностей — как же мы, цари, имеющие разум, можем впасть и такое не­честие? Все это ты писал по своему дьявольскому, собачьему умыслу. А если ты свое писание хочешь с собою в гроб поло­жить, значит, ты уже окончательно отпал от христианства. Господь повелел не противиться злу, ты же и перед смертью не хочешь простить врагам, как делают по обычаю даже не­вежды; поэтому над тобой не должно будет совершать и последнего отпевания.

Город Владимир [Волмер, Валмиеру], находящийся в нашей вотчине, Ливонской земле, ты называешь городом нашего недруга, короля Сигизмунда. Этим ты доводишь свою со­бачью измену до конца. А что ты надеешься получить от него многие пожалования — это правильно, ибо вы не захотели жить под властью бога и данных богом государей, а захотели самовольства; поэтому ты по своему дьявольскому умыслу и искал себе такого государя, который ничем сам не управляет, но хуже последнего раба — от всех принимает повеления сам же никем не повелевает. Но ты не найдешь себе там утешения, ибо там каждый о себе заботится: «Кто избавит тебя от насилий со стороны обидчиков, если даже сироты и вдовы но находят правого суда?», ибо вы — враги христианства!

Об антихристе мы слыхали, — вы, замышляющие зло против божьей церкви, поступаете подобно ему. О «сильных во Израиле» и о пролитии крови я уже писал; а что мы якобы потакаем кому-либо — неправда, это вы не переносите возра­жений, а любите, чтобы вам потакали. Никакого советника, рожденного от блуда, мы не знаем, — наверное, это кто-нибудь из вас, а моавитянин и аммонитянин — ты сам. Так же, как они, происходя от Лота, сына Авраама, всегда воевали с Израилем, так и ты, происходя из государского рода, бес­престанно стремишься нас погубить.

Писал ты свое письмо, выступая как бы судьей или учи­телем, но ты не имеешь на это права, ибо повелеваешь с угро­зами. Как все это напоминает коварство дьявола! Он ведь то заманивает и ласкает, то гордится и пугает, так и ты: то, впадая в безмерную гордость, ты воображаешь себя правите­лем и пишешь обвинения против нас; то притворяешься бедней­шим и скудоумнейшим рабом. Как и другие, бежавшие от нас, ты написал свое письмо собачьим неподобающим образом — в исступлении ума, в неистовстве, по-изменнически и по-собачьи, как подобает одержимому бесом [следуют пространнейшие цитаты из Библии и из сочинений византийских духов­ных писателей против лиц, присваивающих себе права прави­телей, учителей и священников].

Дано это крепкое наставление в Москве, царствующем православном граде всей России в 7072-м году, от создания мира в 5-й день июля [5 июля 1564 г.].